Детство Иисуса. Страница 10

– Ладно, – говорит он. – Верю тебе. – Рука его опускается. – Ты прав, а я нет. Альваро не стоило защищаться. Надо ему было как ты. Надо ему быть смелым. Давай теперь пойдем к медпункту и посмотрим, как у Альваро дела?

На следующий день Альваро возвращается к работе, раненая рука – на перевязи. Он отказывается обсуждать происшествие. Беря с него пример, остальные тоже не говорят об этом. Но мальчик все не успокаивается.

– Сеньор Дага привезет велосипед обратно? – спрашивает он. – Почему его зовут сеньор Дага?

– Нет, он не вернется, – отвечает он. – Мы ему не нравимся, ему не нравится такая работа, как у нас, и ему незачем возвращаться. Я не знаю, настоящее ли имя Дага. Это не имеет значения. Имена не имеют значения. Хочет именоваться Дагой – пусть.

– Но почему он украл деньги?

– Он не крал деньги. Он не крал велосипед. Красть означает брать то, что тебе не принадлежит, когда никто не смотрит. Мы все смотрели, когда он брал деньги. Мы могли его остановить, но не стали. Мы решили не драться с ним. Мы решили отпустить его. Ты такое наверняка одобряешь. Ты же сам говорил, что нам нельзя драться.

– Тот человек должен был дать ему больше денег.

– Казначей? Казначей должен был дать ему столько, сколько Дага захотел бы?

Мальчик кивает.

– Он так не мог бы сделать. Если бы казначей платил нам всем, сколько мы хотим, у него бы кончились деньги.

– Почему?

– Почему? Потому что мы все хотим больше, чем нам причитается. Такова человеческая природа. Потому что мы все хотим больше, чем заслуживаем.

– Что такое человеческая природа?

– Это значит то, как устроены люди, – ты, я, Альваро, сеньор Дага и все остальные. Какие мы есть, когда приходим в мир. То, что у нас есть общего. Нам нравится думать, что мы особенные, мой мальчик, каждый из нас. Но, говоря строго, такого не может быть. Если бы мы все были особенные, не осталось бы ничего особенного. Но мы все равно верим в себя. Мы спускаемся в судовой трюм, в жар и пыль, мы вскидываем мешки на спины и вытаскиваем их на свет, видим, как наши друзья маются вместе с нами, делают ту же самую работу, ничего в этом особенного, и мы гордимся ими и собой – все мы товарищи и вместе трудимся на общую цель, но где-то в глубине души, которую мы прячем, мы шепчем себе: И все же, и все же ты особенный, вот увидишь! Однажды, когда меньше всего ожидаешь, раздастся громкий свисток Альваро, и нас всех соберут на пристани, где будет ждать великая толпа и человек в черном костюме и цилиндре, и этот человек в черном костюме и цилиндре велит тебе сделать шаг вперед и скажет: Глядите на этого исключительного работника, коим мы все так довольны! – и пожмет тебе руку, и приколет медаль тебе на грудь – За Служение Превыше Долга – медаль все подтвердит, и все возликуют и захлопают в ладоши… Это человеческая природа – такие мечты, пусть и мудрее держать их при себе. Как и все мы, сеньор Дага думал, что он особенный, но эту мысль при себе не оставил. Он хотел выделиться. Хотел, чтобы его признали.

Тут он умолкает. На лице у мальчика – ни намека на то, что он понял хоть слово. Сегодня у него день бестолковости, или он просто упрямится?

– Сеньор Дага захотел похвалы и медали, – говорит он. – Мы не дали ему медаль, о которой он мечтал, и он забрал вместо нее деньги. Он взял, что, как он считал, заслужил. Вот и все.

– Почему он не получил медаль? – говорит мальчик.

– Потому что, если бы мы все получали медали, они бы ничего не значили. Потому что медали нужно заслуживать. Как и деньги. Медаль не получишь только за то, что ее хочешь.

– Я бы дал сеньору Даге медаль.

– Ну, может, надо, чтобы ты был казначеем. Тогда мы все получим медали и столько денег, сколько хотим, и на следующей неделе в денежном ящике ничего не останется.

– В денежном ящике всегда есть деньги, – говорит мальчик. – Поэтому он и называется денежным ящиком.

Он вскидывает руки.

– Если собираешься говорить глупости, я не буду с тобой спорить.

Глава 7

Через несколько недель после того, как они явились в Центр, прибывает письмо из Новилльского Ministerio de Reubicación, уведомляющее его, что ему с семьей выделили квартиру в Восточной деревне, заселение осуществить не позднее полудня следующего понедельника.

Восточная деревня, известная в округе как Восточные кварталы, – жилой массив к востоку от парковой зоны, многоквартирные дома, разделенные обширными газонами. Они с мальчиком его уже изучили, равно как и район-близнец – Западную деревню. Корпуса в деревне устроены одинаково, все четырехэтажные. На каждом этаже – по шесть квартир, окнами на квадрат, в котором размещаются общественные удобства: детская площадка, бассейн-«лягушатник», велотренажер, натянуты веревки для белья. Восточная деревня считается лучше Западной, и они могут считать, что им повезло, раз их отправили сюда.

Переезд из Центра осуществлен легко, поскольку у них нет имущества, а друзей они не завели. Их соседи были с одной стороны – старик, ковыляющий в халате и разговаривающий сам с собой, а с другой – необщительная пара, делающая вид, что не понимает испанского, на котором он объясняется.

Новая квартира – на втором этаже, скромная по размерам и скромно меблированная: две кровати, стол, стулья, комод с выдвижными ящиками, стальные полки. В маленьком закутке – электроплитка на подставке и рукомойник с водопроводной водой. За ширмой – душ и туалет.

На первый ужин в Кварталах он готовит мальчику его любимую еду – блины с маслом и вареньем.

– Нам здесь понравится, правда? – говорит он. – Будет новая глава в нашей жизни.

Сообщив Альваро, что ему нездоровится, он с легким сердцем берет отгулы. Он зарабатывает их больше необходимого, тратить деньги здесь мало на что есть, и он не понимает, зачем ему изнурять себя без надобности. Кроме того, постоянно есть новоприбывшие, которые ищут случайную работу и могут заменить его в доках. И поэтому бывают такие утра, когда он просто валяется лениво в кровати, задремывает и просыпается, наслаждаясь солнечным теплом, что льется в окна их нового дома.

«Я препоясываю чресла, – говорит он себе. – Я препоясываю чресла перед следующей главой в этом предприятии». Под следующей главой он подразумевает поиск матери мальчика, поиск, который он все еще не понимает, с чего начать. «Я собираюсь с силами, строю планы».

Пока он расслабляется, мальчик играет на улице в песочнице или на качелях – или же бродит на бельевой площадке, напевает самому себе, завертывается в кокон сохнущего белья, затем раскручивается и распутывается. Эта игра, похоже, совсем ему не прискучивает.

– Не уверен, что нашим соседям понравится, как ты висишь на их свежевыстиранном белье, – говорит он. – Почему оно тебя так тянет?

– Мне нравится, как оно пахнет.

В следующий раз пересекая двор, он тайком прижимается лицом к простыне и глубоко вдыхает. Запах чистый, теплый, уютный.

В тот же день, поглядев в окно, он видит, как мальчик лежит на газоне голова к голове с другим мальчиком, постарше. Вроде задушевно разговаривают.

– Я гляжу, у тебя новый друг, – замечает он за обедом. – Кто это?

– Фидель. Он умеет играть на скрипке. Он показал мне свою скрипку. Можно мне тоже скрипку?

– Он живет в Кварталах?

– Да. Можно мне тоже скрипку?

– Посмотрим. Скрипки стоят много денег, и тебе нужен будет учитель, ты же не можешь просто взять скрипку и заиграть на ней.

– Фиделя учит его мама. Она говорит, что и меня может научить.

– Хорошо, что ты завел нового друга, я за тебя рад. А уроки скрипки я, наверное, должен сначала обсудить с мамой Фиделя.

– Можно прямо сейчас пойти?

– Попозже пойдем, когда ты поспишь.

Квартира Фиделя – на дальней стороне двора. Не успевает он постучать, как дверь распахивается, и перед ним Фидель – коренастый, кудрявый, улыбчивый.